Воскресное утро в доме дьякона.
Он, сильный, крупный мужчина с мощным, красивым голосом, нежно и снисходительно относился к дьяконице, она же, будучи довольно тщедушной и внешне совсем неинтересной, была строга с ним, а порою даже жестока. И он, как ни странно, побаивался ее.
Дьякон, как обычно, распелся, попробовал голос, выпил чай с лимоном и стакан водки в честь воскресенья.
У отца Олимпия было семинарское образование. Во время учебы он пристрастился к чтению и читал все, что ему приносил знакомый студент, не обращая внимания на автора произведения, и, благодаря отличной памяти, запоминал прочитанное надолго.
Вот и вчера вечером он начал читать новую повесть о Кавказе. Чтение так увлекло и взбудоражило его, что, со слезами на глазах, перечитал ее три раза. Из-за этого спал неспокойно, все ворочался.
Дьякона в городе любили и приходили послушать его голос во время службы в соборе. Вот и сегодня на службе было полно народу, и он, стоя на кафедре, с удовольствием слушал звучание своего голос, наблюдал за народом, стараясь вступить вовремя.
Но с ним сегодня творилось что-то непонятное: не лезли из головы мысли о прочитанной ночью повести, всплывали какие-то образы, да так живо и ярко, будто наяву. Он даже подумал, что это водка виновата.
Протодьякон почти заканчивал, как к нему на кафедру передали записку: анафемствовать болярина Льва Толстого. Он машинально продолжил, и тут, неожиданно для него самого, опять всплыли слова из повести: одни, другие…
И он понял, что ночью читал повесть того, кого сейчас проклинает. Протодьякон захлопнул требник со словами проклятий, замолчал, ему казалось, что он недалек от обморока. В соборе стояла мертвая тишина, и вдруг его голос разорвал тишину: «Многая ле-е-та-а-а».
Не обращая ни на кого внимания, протодьякон сошел в храм, люди молча отступали, а он шел, как каменный монумент.
Дурак, пьяница, убоище, верзило – услышал он от дьяконицы. Повернувшись, только и произнес гневно: «Ну?!» и пошел дальше.
А она, наверное, впервые, оробела и заплакала.
