Поздней осенью я сидел в берлинском кафе и слушал нехитрую музыку пошленького вальса. Визгливые голоса скрипок и флейты фальшивили и вызывали у меня раздражение.
Я услыхал чей-то голос, когда особо противный вопль скрипки вырвал меня из глубины фантазий, вызвав слова негодования. За моим столиком сидел человек, с первого взгляда производивший глубокое впечатление. Все смешалось в этом образе: юношеский огонь глаз, несмотря на возраст за 50, мягкость подбородка и суровость сжатых губ, ехидная усмешка и глубокая задумчивость его чела.
Человек слушал игру оркестра и хлопал себя по лбу, будто силясь что-то припомнить. Глаза горели огнем, он как бы слушал внутреннюю музыку, забивавшую жалкие потуги оркестра. Уронив руку, незнакомец признался, что игра была великолепной. Я с ним не был согласен.
Сосед по столику спросил, не являюсь ли я берлинцем – в это случае наше знакомство было бы окончено. Услыхав отрицательный ответ, он задался вопросом – имею ли я хоть какое-нибудь музыкальное образование?
Когда я признался, что являюсь любителем, он пожурил меня за то, что не развил свои таланты. Незнакомец поведал, как, находясь в царстве грез, постиг величайшую музыку из тех, что поют друг другу цветы. Проговорив это, он внезапно ушел.
Я тщетно ждал его возвращения. Но судьбе было угодно, чтоб мы встретились еще раз, у Браденбургских ворот. Там он пожаловался на одиночество, преследующее его повсюду в этой стране. А все творческие люди, вместо того чтобы постигнуть тонкости музыки, переворачивают все вверх дном в стремлении получить большую прибыль.
Я спросил, неужели он так же относится к превосходным театральным постановкам? И да, мой новый знакомый негативно взирал на творения Глюка, столь популярные в то время, заявляя, что их помещают во все подходящие и не подходящие места оперы. Он сетовал, что все произведения Глюка преподносят самым выгодным образом. И, усмехнувшись, человек снова внезапно исчез.
Несколько месяцев спустя мы встретились снова возле театра. Я шел с целью послушать «Армиду», и он, увлекая меня за собой, пообещал, что я ее услышу.
Мы пришли домой к незнакомцу. Хозяин взял из ряда книг фолиант с «Армидой». Какое чудо, здесь были собраны все сочинения Глюка!
Но когда фолиант был открыт, оказалось, что внутри только лишь нотная бумага.
Незнакомец стал играть. Его музыка была лишь похожа на основные мысли Глюка, тем не менее, она поражала глубиной аккордов и переходов. Я был потрясен до глубины души, настолько это исполнение отличалось от оригинала.
Когда он окончил, то снова внезапно покинул меня, удалившись в дальние комнаты.
А потом так же внезапно вернулся, пышно и торжественно одетый. Приблизившись ко мне, он представился. Это был кавалер Глюк.
Истинное звучание великого произведения можно услыхать лишь от мастера, создавшего его. Все остальное – лишь жалкая пародия пересказать его мысли. И тот сможет понять их даже между нотных строк, кто не загасил в себе искры собственного таланта, столкнувшись с препятствиями.
